Испытывать чувства других людей. О межсознании

Многие ребята предлагали расставить свои отношения с братом, сестрой или с кем-то из родителей. Одни хотели, чтобы что-то улучшилось во взаимоотношениях, другие просто узнать, насколько это «работает». Поэтому некоторых я просила ставить только заместителей для самого себя и для матери или отца. Близость и дистанцию, а также угол, под которым они друг к другу стоят, ребятам нужно было осторожно определить самим. Постепенно у них развилось тонкое чутье на разные варианты взаимного положения участников расстановки и некоторые уже говорили: «О, ты стоишь так далеко от отца?» или: «Тебе нужно повернуться к отцу (матери), тебе пока нельзя уходить так далеко, ты еще не взрослый!». Эти и подобные фразы произносились совершенно спонтанно.

 

Далее я хотела бы описать несколько наших расстановок.

Вольфганг

Однажды Вольфганг поставил заместителей для себя и своего отца. Он хотел знать, как к нему относится отец, которого он давно не видел. (Отец бросил семью вскоре после рождения Вольфганга, с тех пор мальчик виделся с ним лишь изредка.) Сначала они стояли далеко друг от друга и смотрели в разные стороны. Сам Вольфганг сказал: «Я с мамой, отец был подлецом».

Простояв в таком положении некоторое время, заместитель отца сказал: «Я хочу видеть сына». Тогда заместитель Вольфганга сам по себе повернулся к отцу и сделал несколькошагов вперед. Он сказал: «Меня тянет туда», и при этом показал на отца. И снова медленно пошел вперед, пока не оказался напротив отца. Мне не забыть эту картину, потому что в роли отца выступал мальчик, который был на два года старше остальных детей, то есть ему было уже 14 лет. Это был добрый мальчик, которого очень любили в классе. Внезапно он протянул руки вперед, схватил заместителя сына и прижал его к себе. Все произошло очень быстро и быстро закончилось. Сам Вольфганг сидел за партой побледневший, он был словно громом поражен.

Несколько дней спустя он подошел ко мне и сказал: «Значит, отец меня все-таки любит. Почему же он тогда меня бросил?» На такие вопросы я не отвечаю. Я сказала, что для него полезно знать, что отец его любит. Когда он станет старше, возможно, он узнает это от него самого.

Работать системно-феноменологически в этом контексте означает следить за спонтанным выражением чувств заместителей так, как они проявляются, и позволять динамике развиваться самой. Например, в данном случае Вольфганг узнал, что отец его любит. Если бы ему сказала об этом мать, это ничего бы не дало, Вольфганг бы ей просто не поверил. Да она и не хотела ему этого говорить, поскольку все еще сердилась на бывшего мужа.

Я убедилась, что в роли заместителей дети намного точнее, чем взрослые, выражают свои чувства и, прежде всего, точнее передают физические ощущения. А еще ребят очень удивляло, насколько быстро и сильно их захватывают незнакомые им прежде чувства.

Хильдегард

Хильдегард жила одна с матерью. Сначала она хотела поставить только себя и маму. Она сказала: «Я просто хочу показать вам, как я живу». В расстановке мать и дочь стояли очень близко друг к другу, и в какой-то момент заместительница Хильдегард сказала: «Мне так слишком тесно. Позволь мне немного отойти!».

 

Тут один мальчик выкрикнул: «Если ей слишком тесно рядом с матерью, то она ведь может встать и рядом с отцом». Хильдегард про это и слышать не хотела. После расстановки она подошла ко мне и сказала: «Моя мама не хочет, чтобы я общалась с папой, я и не общаюсь». Я признала ее правоту и сказала, что в свое время все наверняка наладится.

Через две недели ко мне пришла ее мать. Я рассказала ей, как мы подходим к теме семьи. Хильдегард уже передала дома слова своей заместительницы. Мать посетовала на то, что ей приходится очень внимательно следить за Хильдегард, ведь для двенадцатилетней девочки такой большой город, как Мюнхен, очень опасен. Переведя разговор на отца, я заметила, что мать все еще очень обижена на этого мужчину. Я сказала: «Ребенку лучше всего, когда он имеет право любить и мать, и отца, ведь что бы ни произошло между взрослыми, он-то здесьни при чем».

 

Мать Хильдегард задумчиво на меня посмотрела, покачала головой и сказала: «Ну, для меня самое худшее, что она могла бы сделать, это ластиться к своему отцу». На этом разговор, казалось, был исчерпан. Я сказала, что уважаю ее усилия, то, что она растит ребенка одна, что я тоже несколько лет одна растила своих сыновей. На этом мы мирно распрощались.

Через месяц мама девочки пришла ко мне снова. Хильдегард не давала ей покоя: она хотела видеть отца. Мать попросила меня просто еще раз все с ней обсудить, хотя чувствовалось, что внутренне она уже готова разрешить их встречу. Я посоветовала ей поддержать Хильдегард на этой первой встрече. Она не хотела больше впускать бывшего мужа в свою квартиру. «Тогда сами отведите к нему ребенка», — сказала я. Для мамы Хильдегард это было самое трудное. Тем не менее она поняла, что это принесет дочери облегчение. Девочка расцвела на глазах. Она не видела отца уже пять лет, а тут нашла еще и двухлетнюю сводную сестренку, о которой до сих пор ничего не знала. На последнем родительском вечере мать Хильдегард меня поблагодарила. Она сказала: «Отпустить туда дочь было для меня труднее всего. Но я вижу, насколько увереннее она теперь себя чувствует, как она расцвела. Да и я уже не так о ней волнуюсь, она теперь как будто защищена с двух сторон — между мной и отцом. Мы даже как-то раз все вместе ходили гулять».

Я невольно улыбнулась. Я уже знала об этом, потому что сама «подбила» на это Хильдегард, сказав ей: «Дети становятся сильными, когда гуляют или предпринимают что-нибудь вместе с мамой и папой». После прогулки она наивно показала мне, какие сильные у нее мышцы ног.

Когда с помощью небольших работ по семейной расстановке дети постепенно осознали благотворный базовый порядок, мне было важно снова и снова повторять им, что на перемены тоже требуется время, что здесь важно согласие с матерью или родителями. В то же время дети бессознательно привели в действие упорядочивающие силы, и отношения в семьях стали меняться.