Можно ли доверять расстановкам?
Довольно часто клиенты задают вопрос: как понимать те или иные события, проявляющиеся в расстановках? Были ли они в реальности и если да, то как уточнить детали? Особенно часто этот вопрос возникает в отношении историй, которые в расстановке «однозначно» (казалось бы) прочитываются как «абортированный ребенок» или «неизвестный возлюбленный». Задают этот вопрос себе и расстановщики, иногда оставаясь с этим вопросом наедине, а иногда отвечая на довольно активные расспросы клиента.
Прежде чем перейти к технологическим аспектам этой темы, таким как точность постановки и проявления ролей и ситуаций, а также правильность их прочтения, я хотела бы затронуть вопросы этики и конфиденциальности. Ведь даже если предположить, что расстановка может проявить реальные факты, именно расстановщик является для клиента тем, кто «подает» эти факты. Для чего он это делает и к каким последствиям это может приводить?...
Представим себе (кстати, это реальная ситуация с одного из семинаров Хеллингера), что в расстановке для мужчины по запросу о его проблемах в отношениях с женой проявляется ситуация, которая прочитывается как аборты у его жены. О чем расстановщик ему и сообщает. На следующий день клиент приходит вместе с женой, которая заявляет, что никаких абортов у нее никогда не было, и супружеская пара требует разъяснений. В Западных странах в результате такой коллизии можно оказаться в суде. В России можно получить последствия «по понятиям» и в любом случае могут быть подорваны и без этого не простые отношения в паре, а также авторитет расстановщика и метода в целом.
Зададим себе вопрос – чем мы руководствуемся, когда сообщаем клиенту о тех событиях, которые как нам кажется, имели место в его истории? Нет ли здесь некоторого соблазна игры в человека, открывающего тайны и раскрывающего глаза клиенту? Мне кажется, если заглянуть глубоко внутрь и быть честным, то такой мотив есть во многих случаях.
Нужна ли «правда» для удачной расстановки или, точнее, всегда ли она нужна? Кому принадлежат права на эту правду? Возможно, ответы на эти вопросы придется искать для каждой расстановки. Я поделюсь некоторыми соображениями, к которым пришла в своих поисках.
Если исходить из того, что в расстановках мы ищем связи между текущей болевой ситуацией клиента и отвергнутым ранее системным опытом, то насколько важна фактическая составляющая в проживании этого опыта? В широком понимании первого Порядка [1], которого я сейчас придерживаюсь, я ищу не «исключенного человека», а отвергнутый опыт. И далее я не работаю на включение исключенного человека персонально, а на проживание опыта, который ранее был отторгнут системой. Клиент, группа и расстановщик, проявляя и проживая этот опыт, снова включают его в «зону видимости». Это происходит не в голове, не на уровне знания фактов, а в теле (и возможно за пределами физического тела, в энергетическом теле или в бессознательном родовой системы [2]). Для тела не нужны факты, но тело может проживать чувства и состояния.
В одной из моих собственных расстановок в качестве клиента я почувствовала очень сильную связь с мужчиной, который не был назван в расстановке (один из участников «случайно» попал в роль и расстановщик ввел его). Он стоял в паре с женщиной, с любовью на меня смотревшей. Возможно, это была моя бабушка или прабабушка и ее возлюбленный. Я сказала ему «Я знаю тебя» и неожиданно для себя заплакала, слезы как будто «сами» пришли из моего тела помимо каких-либо осознанных представлений. Я до сих пор не знаю, кто это был, но большое облегчение, которое я испытала, и последующие изменения в моей жизни показали, что это движение было очень правильным. Никаких интерпретаций расстановщик мне не предлагал и я сама никаких фактов не разыскивала.
Исходя из своего понимания расстановок и примеров, подобных описанному выше, я сейчас считаю, что переходить на уровень фактов в расстановках не требуется.
Но мы имеем дело с разными клиентами и разными ситуациями. Далеко не все клиенты готовы смотреть на «размытые» картины в расстановках, проживать их и не задаваться вопросами о том, что же это все-таки такое было. Иногда эти картины имеют настолько сильную энергию, что она превышает способность клиента к контакту с происходящим. Тогда переход на уровень фактов послужит «просто» средством уменьшения и ограничения энергии расстановки, чтобы клиент мог оставаться с ней в контакте. Я исхожу здесь из того, что лучше «синица в руках», т.е. контакт с небольшим фрагментом, чем «журавль в небе» - масштабная многоуровневая картина, с которой никто не в контакте.
Однако, для улучшения контакта и внесения большей ясности бывает достаточно формулировок, которые далеки от однозначности. Они не искушают расстановщика и клиента знанием прошлого в деталях. Например, если фигура, «напоминающая ребенка» идет в ноги в фигуре, «похожей на его маму», то вместо слов о том, что это абортированный ребенок, можно сказать о том, что, кажется, здесь была какая-то потеря у этой женщины. Вместо заявлений «это любовница твоего отца» можно сказать «рядом с твоим отцом стоит кто-то или что-то, что ему дорого, и это долго не было признано».
Тем не менее, иногда точное называние фигур значительно помогает контакту с исключенным опытом. В момент расстановки мы, как правило, не знаем всех деталей семейной истории клиента. [3] Это незнание помогает расстановщику и заместителям чувствовать ситуацию более широко и сужаем мы ее уже ориентируясь на наше восприятие. Мы можем двигаться медленно и спрашивать клиента: ты не знаешь, не было ли у твоей мамы другого мужчины, еще до твоего папы. Может быть, об этом известно в семье. Как правило, заместитель этого мужчины внутренне отзовется, срезонирует на эту фразу, если она верна для него. Можно сделать еще один шаг и спросить у заместителя: тебе откликается то, что я сказала ? Если клиент подтвердил наше предположение (т.е. ему известно это из рассказов в семье) и заместителю это тоже откликнулось, мы можем сделать еще один шаг – опираясь на эту информацию, помочь исключенному прийти в область восприятия клиента и группы. Например, предложить фразу (клиент – первому мужчине своей матери): «Я знаю тебя. Я знаю тебя в своем теле, а теперь я вижу тебя отдельно» [4]. Реакция узнавания, контакта и последующего разделения, слезы и эмоциональное освобождение подтверждают нам, что эта фраза была верна. Обратите внимание, что в приведенной фразе нет обозначения характера связи исключенного мужчины с клиентом («Ты первый мужчина моей матери»), это очень осторожная фраза. А в некоторых случаях фраза может быть более конкретной: «Я уважаю тебя как мужчину, любившего мою мать. Я ее сын, ее и своего отца. Как их ребенок, я уважаю тебя. Ты был раньше, я пришел позже».
Перейдем теперь к рассмотрению технологических сложностей и ошибок, которые могут затруднять и искажать прочтение картин, проявляющихся в расстановках. Вот что пишет об этом Бертольд Ульсамер:
«В расстановке участница четко почувствовала, что было совершено насилие по отношению к ней со стороны ее отца. Заместитель отца подтверждал это. После расстановки, однако, сама клиентка это однозначно отрицала.
Двумя неделями позже эта женщина позвонила моей коллеге и сообщила, что она навестила свою сестру и описала ей, что проявилось в расстановке. Ее сестра расплакалась и призналась, что в действительности это она подверглась сексуальному насилию со стороны их отца.
Из этого я делаю вывод, что в семье присутствовала энергия насилия. В расстановке эта энергия ошибочно была воспринята другим человеком, а именно сестрой, в отношении которой насилие не совершалось.
Этот пример показывает, как важно быть осторожным и не делать предположений относительно реальных фактов. Такие предположения опасны, и терапевты, которые смешивают энергии, проявляющиеся в расстановках, с реальными фактами , лишь увеличивают нагрузку и замешательство участников.» (из книги «Искусство и практика семейных расстановок»)
Приведенный сюжет был впервые описан Ульсамером в книге, изданной в 1999 году, из чего я делаю вывод, что сама эта расстановка произошла еще раньше. Тогда расстановщики еще не умели работать с такими технологиями, как смена ролей. Сейчас я бы описала такой случай скорее не «энергия была ошибочно воспринята сестрой», а «этот заместитель сменил роль и стал представлять другую сестру». Спонтанная смена ролей нередко связана с общим движением системы к разрешению болевой ситуации «любым способом», даже если сама пострадавшая сестра расстановку не запрашивала.
Насколько я представляю, и сейчас далеко не каждый расстановщик знает о меняющихся ролях, умеет их отслеживать и адекватно с ними обращаться (что не мешает ролям все равно сменяться по вышеописанным причинам). Не уловив смену ролей, расстановщик может очень сильно ошибиться с интерпретациями, отнеся их к совершенно другому человеку!
Начиная с 2009 года некоторые расстановщики стали осваивать и работу с многоуровневыми ролями, когда один заместитель представляет несколько ролей (точнее уже нужно говорить «несколько энергий» или «несколько ситуаций») одновременно. В этом случае многие роли в принципе не могут быть «атрибутированы», их несколько. Сложность состоит в том, что многоуровневые роли возникают и у тех расстановщиков, которые о них не знают или не умеют/не хотят с ними работать [5].
Опишу еще один часто встречающийся случай, в котором велика вероятность неверной трактовки расстановочной картины. Довольно часто встречается сюжет, в котором рядом с клиентом (или его заместителем) стоит человек и выглядит «как брат». Если описать эту ситуацию словами «вы стоите, как братья-близнецы», то оба будут горячо подтверждать эту фразу. Интернет и расстановочный «фольклор» наполнен историями о бесследно исчезающих еще в первом триместре беременности близнецах (например, см. по ссылке). Несколько лет назад Берт Хеллингер рассказывал, что его супруга Софи познакомила его с такими исследованиями. Я сейчас не имею достаточных ресурсов для детального освещения этой темы с серьезными ссылками (с удовольствием опубликую профессиональную статью на эту тему, если кто-то из читателей может такой текст подготовить). Я хочу остановиться на том, как мы обращаемся с такой картиной в расстановке. Что произойдет, если мы спровоцируем клиента на изучение научных и фольклорных текстов по этой теме, вкупе с размышлениями об акушерско-гинекологических подробностях беременности своей матери? Сделает ли это контакт клиента с «неведомым братом» сильнее или слабее?
На мой взгляд, редко когда «загрузка» головы расследованиями и деталями способствует контакту. Контакт происходит где-то еще, но не в голове. А расспросы или даже просто интерес и переключение внимания в такую интимную сферу жизни своей матери еще и нарушает иерархию, расшатывает уважительную позицию ребенка. А вероятность получить однозначные факты в результате такого расследования близка, мне кажется, к нулю.
И, завершая рассмотрение «близнецовой» темы, я приведу еще одну интерпретацию картинки «два брата рядом». Поскольку об исчезнувших близнецах на момент начала расстановки ничего не известно, то этот второй брат приходит обычно «из поля». Т.е. кто-то из участников группы рвется в эту роль, и расстановщик его ставит, либо сам расстановщик кого-то видит и вводит фигуру. Что это за фигура может быть в таком случае? Обязательно ли это вообще человек?
В современных расстановках заместители представляют не только людей, но и другие объекты. Например, «то, чего здесь не хватает». И, как обычно, такие объекты приходят в расстановку, даже если расстановщик не планировал их вводить.
Теория травмы (или шаманские традиции) описывает такое явление, как пост-травматическое расщепление (шаманы называют это «потерянные кусочки души»). Какая-то часть человеческого опыта в силу травмы становится недоступной или его восприятие сильно искажено. Например, в результате насилия женщина «выбирает» более не иметь интимных отношений с мужчинами. Или пострадавший в аварии водитель остро реагирует на визг тормозов на улице. А иногда эти недоступные области возникают не в результате актуальной травмы, а передаются трансгенерационно. Собственно, это и есть исключенный опыт, о котором шла речь выше.
В расстановке за счет заместительского восприятия мы можем попасть в эти недоступные области. (За рамками этой статьи останется описание того, как это сделать целенаправленно, сейчас речь идет о «случайном», т.е. без осознанного намерения расстановщика, попадании в закрытые области.) Обычно коротко я описываю эту конфигурацию словами «если есть забор, то есть и то, что за забором». Если мы работаем с болезненной темой, то сама защита от нее показывает нам ее же.
И если оказывается так, что заместитель, попавший в «потерянную часть души», пришел с ней к хорошему контакту, то в расстановке это переживается как теплые чувства, абсолютно неведомые ранее, как будто кто-то родной наконец рядом и разорванное стало целостным.
Но это далеко не обязательно «исчезнувший близнец»… На образовательных группах я специально делаю демо-работу по интеграции «того, что было забыто» и даже со специальными объяснениями очень трудно найти отличия от того, как выглядят в расстановках «близнецы». Просто две потерянные части стали единым. Сейчас в своей работе я предпочитаю работать на процесс интеграции, какого бы происхождения ни был разрыв.
Я описала здесь альтернативную интерпретацию для «исчезнувших близнецов», потому что это яркий и известный сюжет, но точно такие же прочтения возможны и для менее известных расстановочных картин (собственно, для любых картин могут быть разные прочтения). Если в расстановках могут появляться нечеловеческие объекты, а заместительствует их человек, то мы невольно «очеловечиваем» эти объекты. Расстановка становится символической и все меньше имеет отношение к реальным фактам (как сказочный Серый Волк разговаривает человеческим языком, но это не позволит нам узнать достоверные факты о волках). Ни отсутствие соответствующего образования и опыта, ни даже полное незнание описанных явлений не «спасает» расстановку от того, что в ней появляются смены ролей, нечеловеческие объекты, многоуровневые роли и заместительствование объектов неясного свойства. Высочайшая квалификация и опыт тоже от этого не спасают, и жесткое намерение этого не допустить не всегда срабатывает… Мне приходилось видеть, как смена ролей три раза произошла в одной расстановке Штефана Хаузнера, он жестко высказался о своем нежелании работать в такой технологии, и тут же поменялась еще одна роль. Иногда поле сильнее.
А иногда наоборот, наша готовность слышать поле только в ограниченном количестве сюжетов и картинок приводит к тому, что поле «вынуждено» проявляться только в тех формах, в которых его могут видеть. Мы не только трактуем сюжеты так, как нам удобно/привычно (точнее: безопасно), но и бессознательно задаем фильтры, определяя формы, в которой поле может к нам приходить. Недавно на одной из групп повышения квалификации у нас произошел забавный и красивый случай, который я описываю с разрешения коллеги. Коллега (начинающий расстановщик) поставила клиентку, ее проблему и «еще одну фигуру». Неназванная фигура довольно быстро нашла себе подушку, села на нее с величественным видом, и накинула на себя шаль, которая больше напоминала мантию. Два других участника расстановки сняли с себя туфли и с поклоном поднесли их к ногам «властительницы». Расстановка развивалась очень быстро, и в какой-то момент заместительница клиентки нашла теплый контакт с величественной женщиной.
После расстановки я долго ломала голову, пытаясь понять, «кто бы это мог быть». Никаких идей не было и у клиентки, и у всей группы. Внезапно меня осенило: расстановщица же таролог! Увлеченная картами таро с детства, она многие картины видит прежде всего через эти архетипические сюжеты. И мама клиентки явилась в расстановку в образе Императрицы! Притом, что об увлечениях расстановщицы никто на момент расстановки, кроме меня, не знал. Можно себе представить, каких «реальных людей» пришлось бы искать клиентке в своей семейной истории… вместо мамы.
Вот только несколько основных причин, по которым проявленное в расстановке и воспринятое нами может не иметь никакого отношения к реальным фактам. «Семейные расстановки лишь выявляют энергии, существующие внутри семейных систем», как пишет Бертольд Ульсамер. И этого более чем достаточно для того, чтобы позволить этим энергиям не быть более отвергнутым, а войти в контакт с нами и стать видимыми, принятыми, а затем трансформироваться и продолжить течь дальше…
[1] Первый Порядок в формулировке Хеллингера звучит так: каждый, кто относится к семейной системе, имеет равное право на принадлежность (более кратко: никто не исключен). Если какой-либо человек был исключен, то позднее в системе появляется кто-то, кто проживает его судьбу. Некоторые расстановщики, в том числе и я, придерживаются более широкого понимания первого Порядка, говоря не об исключенном [одном] человеке и [одном] человеке, включающем исключенного, а об отвергнутом опыте и его повторном проживании в системе, не обязательно «один за одного».
[2] К сожалению, эти «ненаучные» формулировки – пока единственные, в которых я могу описать описать «то место, где происходит интеграция ранее исключенного системного опыта». Можно было бы сказать «по-хеллингеровски»: это происходит в душе. Мы работаем в методе, где отсутствуют сложившаяся терминология и конвенциональный строгий научный подход. Для описания процесса интеграции точность формулировки, к счастью, не является критической.
[3] Я исхожу из того, что мы делаем расстановки по движению энергии, т.е., опираясь на желание клиента разрешить болезненную ситуацию, двигаемся к исключенному опыту. Я не рассматриваю сейчас тот способ ведения расстановок, когда клиента подробно расспрашивают о его системной истории и, найдя в ней «тяжелое», делают расстановку прицельно про найденную историю.
[4] Никакие фразы не являются универсальными «для таких случаев». Я создаю фразы всегда заново, прямо в момент расстановки.
[5] Для возникновения многоуровневых ролей нужны некоторые условия, которые не входят в предмет рассмотрения данной статьи. Но важно то, что эти условия могут возникать случайно, для этого не требуется «особой квалификации».
Вам понравилась статья? Подпишитесь на рассылку новостей Портала «Расстановщик» и получайте раз в месяц анонсы всех новых материалов на свой e-mail.
Каталог расстановщиков Выберите город
Товар недели
Маттиас Варга фон Кибед и Инза ШпаррерСовсем наоборот 500