Продолжение книги "Крылья для перемен. Системное организационное развитие"

 

Мэри – 37-летняя венгерка, бизнес-леди. Она безукоризненно одета. Женщина мира, и она выглядит как таковая. Она работала в нескольких мультинациональных корпорациях, в основном, организациях, соединяющих в себе элементы венгерской, немецкой, и часто еще одной, например американской, культур ведения бизнеса. В настоящее время она управляет монтажной компанией своего мужа, так как он был вынужден остановиться из-за нервного срыва. От неё веет силой.

Когда Мэри начинает говорить, её невозможно остановить. Она начинает с глубокого вздоха, признаваясь, что ей трудно об этом говорить. На этом этапе у меня нет ни малейшего понимания, что «это» может быть. Затем она признаётся, что что-то внутри неё срезонировало, когда я говорил о том, как травмы имеют тенденцию повторяться на свою годовщину.

У меня ощущение, что нужно быть внимательным с Мэри, и я предлагаю ей посмотреть на её ресурсы. Я спрашиваю: «Есть ли где-то такое место, где ты чувствуешь себя в безопасности?» Она отвечает: «Нет». Это делает меня ещё более осторожным. «Есть ли здесь кто-то, кого бы вы хотели посадить рядом с собой?» Она указывает на одного участника группы, тот подходит и садится рядом с ней.

И тогда плотина прорывается, поток хлынул, и его невозможно остановить. Мэри рассказывает нам, как быстро она взлетела по карьерной лестнице и стала директором маркетинга в интернациональной компании. Все в компании были довольны. Затем она делится тем, как была «уничтожена» содиректором. Это именно то слово, которое она использовала. Я поражён, но у меня нет шанса отреагировать. Мэри получает другую работу, где она очень быстро снова становится успешной, занимает важный пост в маркетинговом отделе, выигравшем престижную награду. И снова она говорит о том, что директор вызывает её к себе в кабинет, достает из ящика коробку оловянных солдатиков, ставит одного из них на свой стол и говорит ей: «Ты видишь этого солдатика? Это ты. И это то, что я с тобой сделаю». И тут он щёлкает пальцем и опрокидывает фигурку.

И она продолжает в этом духе еще минут десять. Я знаю, что не должен её прерывать. Сделать это было бы то же самое, что она описывает: подрезание того, что растёт, что становится чем-то бо́льшим. Наконец она доходит до монтажной компании своего мужа, той самой, которой она управляет в настоящее время. Она останавливается и смотрит на меня выжидающе.

«О, ещё одна вещь», она говорит, «Это случается каждый раз, когда я получаю новую работу. После почти двух лет, и всегда в марте. Это очень тяжело для меня».

Сегодня 20-е марта.

Конечно, мы все понимаем, что это про травму, которая повторяется - так уж они любят делать. Почему они повторяются - остаётся загадкой.

Но травмы также служат зеркалами тому, что происходит на разных уровнях: уровне социума, организации, или индивидуума.

 

Я размышляю, где мы можем начать. Я не хочу работать с личной травмой, потому что сегодня мы работаем в организационном контексте. Мы начинаем с абстрактного уровня, имея в виду уровень паттерна, и доверяем тому, что мы найдем на каждом из уровней.

Мэри знает в точности, что она хочет поставить: творца (кого-то, кто создает нечто новое) и
палача.

Сразу же становится очевидно, что мы попали в историю между Венгрией и Германией. Хорошо видно, что Мэри была «взята на службу» бо́льшему полю, бо́льшему паттерну, чем тот, что повторяется. Паттерн травмы между Венгрией и Германией похоже имеет такую же форму, как и паттерн профессиональной жизни Мэри (и возможно такую же, как и её внутренняя система).

Медленно и осторожно мы открываем слой за слоем. Медленно и осторожно мы выставляем в поле элементы возможностей, разделённых системой в целях её собственного выживания: возможность довести что-то до конца, возможность свободно передвигаться, и т.д. Теперь что-то новое требует к себе внимания: время. Пока непонятно, в каком времени находится Мэри, и течёт ли это время вообще. На самом деле кажется, как будто время остановилось, таким же образом, как остановились часы в Японии в 2011 году в момент землетрясения. Где переключатель вкл./выкл. у секундомера травмы? Кажется, что он там, с жертвами первоначальной травмы. Только они могут разрешить Мэри возобновить ход часов. Я знаю, это звучит нелепо, но я часто видел это в организациях. После аварии, или передачи бизнеса, или подобного травматичного события, это выглядит как будто системные часы остановились. Зачастую жертвы этих событий – единственные, кто может разрешить всему снова продолжать дальше своё движение.

Я прошу Мэри сказать: «Сейчас 2011 год. 20-е марта, 2011 года». Она не может это произнести. Только после того, как «первоначальные жертвы» дают ей разрешение, она может сказать «Сейчас 20-е марта... 2011... и после марта приходит апрель, затем Пасха, затем май, затем июнь».

Когда я дотрагиваюсь до рук Мэри, чувствую какие они холодные. Я замечаю это вслух, и она отвечает: «О, но мои руки всегда ледяные». Я возвращаю её к создателю и палачу, к жертвам и к исключённым для выживания системы возможностям. Я спрашиваю её шутя, откуда в системе идет тепло. Она кладёт обе руки крест-накрест на сердце создателя, и, в итоге, кровь начинает течь в её руках. В этой точке мы остановились, по крайней мере на данный момент. Процессы восстановления связей и завершения начались.